Форум » И о погоде... (НЕ про спорт) » Марафонские сказки » Ответить
Марафонские сказки
taurus: Результат Осталось восемь километров, и, в сущности, Владимир Александрович Шмыг уже финишировал. Ничего экстраординарного произойти не могло, у Шмыга было достаточно опыта: те кто был впереди, впереди и останутся, а задние уже не набегут. Владимир по привычке и чтобы отвлечься пересчитал в очередной раз километры и метры, пересчитал минуты и секунды, прикинул темп. Не самый лучший результат за последние годы, но и не самый худший, что-то около трех шестнадцати. Но Владимир Александрович был недоволен. Похоже, мимо призов по группе. Впереди был Петрович и впереди был Женя Ляпин, а не далее как два километра назад Шмыга обошла парачка его возраста: какой-то незнакомый в синей майке и рядом с ним плечо в плечо коротконого перебирал седой невысокий ветеран. Смотрели они вперед зло. Как ни крути, один из них точно Шмыга из тройки вышибет, и это было обидно: призы светили неплохие, в абсолюте вообще приличные, но и по группе что-нибудь бы досталось. С паршивой овцы, как говорится!.. На этой мысли Владимир Александрович переключился на действительность и сразу почувствовал ломящие колени, икроножные на грани судорог и услышал свое хриплое дыхание. Он перебрал недавние события на дистанции и вдруг подумал, откуда он взялся, этот синий? На развороте он был далеко, совсем далеко, ни как ему не угражал даже в принципе, ну, не мог он его достать, это ему нужно было под 4 минуты бежать. Э, да он срезал! Там, потом, на бульваре было место, где можно срезать, и синий срезал! «Надо подать апелляцию главному судье!» – подумал Владимир Александрович. Всякий срезает, думал он. Контроллеров на трассе не хватает и всякий срезает. Подать апелляцию! Он знал, что из апелляции ни чего не выйдет, но бежал, повторяя в ритм, – подать апелляцию главному судье! Затем он опять включился в действительность, было уже совсем нудно, но и оставалось чуть-чуть: вот и аллея, синеет створ финишных ворот с просевшей сдутой перекладиной, гуляющие в парке дамочки с колясками мутно смотрят мимо, редкая толпа на площади, многолико наблюдающая, как он добегает, и комментатор с фальшивым энтузаизмом резонирует в пространство: «Вот приближается наш заслуженный и хорошо известный всем любителям бега…» Владимир Александрович пересек коврик, игриво щелкнувший на его чип, останавливая секундомер, одновременно бросил взгляд на табло: три шестнадцать двадцать две – подставил шею под памятную медаль, подсеменил, замедляясь, к столику с питанием и присосался к бутылке воды. Потом, отвечая на какие-то приветствия, взял пакет с полагающейся футболкой и какой-то еще ерундой и пошел разбираться с протоколом. Неприятный синий оказался группой моложе, но седой, как и боялся Шмыг, вынес его из тройки. Делать было нечего. Владимир Александрович пошел переодеваться душную раздевалку, долго ворчал под колючим горячим душем, не освобождая места соперникам, подождут, натирая мылом короткие жесткие волосы и скользя им по жилистому телу. Он был хмур и недоволен. Ноготь сойдет. Мимо тройки. Еще добираться домой. Домой нужно было добираться на электричке и по дороге к платформе под холодным ветром уставшему Владимиру Александровичу стало зябко и занемела рука. Под мышкой стало ломить и тянуть, это там на мосту, такой ветер был, застудил, подумал он. Надо шерстяное. Уже на переходе на платформу, на виадуке через пути, Владимир Александрович вдруг заметил, что его отводит, отводит куда-то вбок и он не может идти прямо. Вдруг его ударило в грудь холодным белым клином, острым, разрастающимся, заполняющим его болью. В какой-то момент все смешалось в сумбурную мешанину, и Владимир Александрович почему-то увидел темный мокрый асфальт прямо у себя перед лицом. Владимиру Александровичу стало плохо, так плохо, как не было даже тогда, в Гданьске, когда он так замечательно начал и не то, что капнул, а просто встал после тридцать третьего, и его, стоячего и еле перебирающего ногами, легко обошел длинный поляк и тоже вынес из призов. После того старта Шмыг отходил полгода и часто с ужасом вспоминал опустошающее бессилье и темную сужающуюся пелену перед глазами. Сейчас черная дрожащая вуаль также начала стягиваться перед ним и, чтобы отвлечься Шмыг что-то начал считать, и получилось пятьдесят шесть лет, два месяца и два дня. Подать апелляцию главному судье, подумал Владимир Александрович в последний раз.
Ответов - 47, стр:
1 2 All
Андрей Климковский: Названия у рассказа нет? А что навеяло?
taurus:
taurus:
VL: Последний особенно понравился.
taurus: По мотивам притчи, рассказанной Мишель Во вселенной воображения Творца много разных миров. Есть миры простые и миры запутанные, есть миры большие и миры совсем крохотные. Есть миры плоские как блин, а есть - закрученные как улитка, да так, что у нее нет конца, а каждый извив похож на предыдущий, только меньше. Некоторые миры скромные, как гимназистки Чарской, а есть другие - с небом, сверкающим, как бриллиант, пространством, переливающимся изумительными цветами; другие - как наш с вами: с солнцем, со звездами, планетами и двойками по иностранному языку. Некоторые - бесконечны туда и сюда, другие - замкнуты и тесны как сундук с приданным умершей прабабушки, а другие - вообще лишь крохотная точка, вмещающая только возможность своего существования, которое может, конечно, осуществиться - а может и нет, и решается это совсем в других инстанциях. Некоторые миры скачут вперед и вперед (некоторые - назад и назад!), другие еле ползут, а у третьих время имеет несколько измерений, и их обитателям приходится назначать свидания, говоря: "я приду с левого завтра", потому что если не уточнить направление, то можно и не дождаться. Вообще, жить в мирах, где пространственно-временные координаты спутаны, довольно тревожно: вот, прерываешься, например, от обеда, открываешь дверь в соседнюю комнату - и попадаешь в собственное детство. Возвращаешься скорее назад - "где стол был яств, там гроб стоит"! Твой, между прочим. В некоторых совсем печальных мирах ничего не меняется, и поэтому времени там вовсе нет. Трудно сказать, где хуже. Есть миры, где между true и false существует бесконечное множество переходов, и поэтому там нельзя не солгать, а есть такие, где бытие казуальное совпадает с идеальным. С одной стороны, там очень интересно жить: достаточно представить себе, скажем, кентавра - и вот он, скачет по улице, дробя звоном копыт ночную тишину, или, как любят приводить пример философы-марксисты, вообразить себе стакан... да, стакан... э... Но с другой стороны - такой мир очень опасный: ну как кто-то, преисполненный скептицизма, заявит, что мир не существует? Так что, может быть, существование именно этого мира - уже несуществование. Один небольшой мир существовал очень давно. Очень, очень давно - и сильно состарился. От старости он съежился, помельчал, совсем засоруз и скукожился; из множества друг друга сменявших цивилизаций там остался только один небольшой народ, числом до того незначительным, что селился в одном городе, довольно, впрочем, пустынном, потому что жилплощади в этом бывшем мегаполисе, построенном в эпоху расцвета описываемого мной мира, было теперь гораздо больше, чем претендующего на нее народонаселения. Можно, конечно, не верить в такое, но если уж допускать миры, где актуальное пространство, скажем, представляет собой четырехмерную бутылку Клейна, то почему бы и не допустить существование мира без квартирного вопроса? Время здесь потеряло былой разгон и трагичность и стало мягким, как подспустившийся воздушный шарик. Граждане же зевали, сходились, поглаживая животы, на площади обсуждать погоду и смотреть, как серые паутинки облаков висят над городом, то приподнимаясь, то опускаясь, не в силах существенно сдвинуться с места по своим климатическим делам. Иногда на площадь выходил мэр города и беседовал с народом о том, что продукты поставляются исправно, и что давно пора ввести должность императора, потому что эта должность гораздо больше соответствует. Или хотя бы президента. читать дальше все: http://wiki.tau-site.ru/index.php?n=MaraTales.00Prolog
taurus: http://wiki.tau-site.ru/index.php?n=MaraTales.MaraTales
taurus: - Разрешите, господин инспектор? - Входите. - Старший навигатор экспедиции капитан Кальман. - Садитесь, капитан. Моя фамилия Ричардсон. Я провожу расследование событий 29 августа по поручению ВВС. Я читал ваш рапорт, но хотел бы уточнить некоторые подробности. Наша беседа записывается. Вы готовы ответить на несколько вопросов? - Так точно, сэр! - Прежде, чем обратиться к самим событиям 29 августа, я бы хотел услышать предысторию. С чего все началось? Когда? - Когда-то до нашей эры. Первый раз марафон пробежал какой-то древний грек во время войны: то ли за кем-то гнался, то ли от кого-то убегал. Я точно не гуглю этой истории, сэр! - Ок. Остроумно. А с чего началась история на станции? - Ну, это случилось попозже, но тоже довольно давно, месяца два назад… Иду я, это, по коридору мимо каюты Сайлеса… - Лейтенанта Ивана Сайлеса? - Так точно, сэр, лейтенанта Сайлеса, электронщика. Еще на подходе чую – Сайлекс дорожку топчет. Ну, занимается, то есть, на беговой дорожке. - Что значит «чуете», капитан? - Буквально. Вот, я вижу, вы клипсы используете. Ну, если мы всю вахту будем ароматизаторы носить, то через полгода у всех ноздри станут как у Нуса Конга. Он хоть и в экипаже европейцев, но натурально, нигериец. Простите, сэр. Что поделаешь, пространство замкнутое, особо здесь не попроветриваешь… Мы, конечно, давно принюхались, но когда Сайлес выходит на дорожку, это можно учуять за полсекции. Старается. - Насколько я понимаю, занятия на тренажерах обязательны для экипажа? - Так точно, сэр. У нас здесь треть «же» - это, конечно, мало. Рекомендованный ежедневный минимум – час беговой дорожки и полчаса силовых. Конечно, это не контролируется, но пренебрегать не стоит, даже когда с работой завал. Я, помню, когда первую вахту летал, не очень себя утруждал; так на Землю вернулся – ходить не мог, экстрасистолы замучили! А вообще-то, мне нравится: я, когда учился, чемпионом штата был. По любителям-натуралам, конечно. С трансморфами не посоревнуешься. Простите, сэр. На десяти тысячах. - Я читал ваше личное дело, капитан. Продолжайте. - Так вот, подхожу я к каюте Сайлеса – у него дверь открыта. Слово за слово, я ему и говорю, дескать, «хоть у тебя дед и кениец, - простите, сэр! - но я тебя на десятке сделаю». А он – смеется! - Про Нигерию я понял, а причем здесь Кения? - Ну, инспектор, кенийцы как в прошлом веке начали у всех выигрывать на длинных дистанциях, так по сию пору и ходят в лидерах. Среди натуралов. Что-то у них там такое с генотипом. Я не очень гуглю, это вам Клер может подробно рассказать, врач станции. - оставим Клер, вернемся к Сайлесу. - Сайлес? Сайлес смеется! я ему говорю: «что ты смеешься? Давай устроим зарубон на двух дорожках!» Он отвечает: «давай!» - Значит, идея была ваша? - Ну… первоначальная - да. Но она быстро трансформировалась. В этот же день мы со Сайлесом обсуждали подробности за обедом, а за столом один из французов сидел – он услышал: что да как? – спрашивает. Мы ему про пари рассказали, он тогда подзывает второго француза – их в евроэкипаже двое: Пьеррик и Рауль. И тут выясняется, что они вдвоем занимались вместе сверхмарафоном еще до поступления на работу еврокосмос: бегали трейлы. - Трейлы? - Ну, это бег по пересеченке: по горам, по берегу моря там – километров по 80 - 100. Во Франции это, знаете, популярно. - Понятно. - Они и предложили командные соревнования провести. - Вы говорили про «зарубон на беговых дорожках». Но «зарубон» получился несколько иного свойства. - Да, сэр? - Кто предложил бежать по внешнему ободу? - М-м-м… По бублику?.. Не могу вспомнить, как-то само решилось, когда разговор зашел о командах… Нет, не помню, сэр! - Хорошо, продолжим. (продолжение следует)
полная версия страницы